От страха съежилась на полу, подтянув под себя колени и закрыв голову руками. Паркет подо мной дрожал, будто при землетрясении. Потом пришел Айзек – то ли из школы, то ли с работы. Они с Джозефом принялись избивать Мэттью вместе. Как он был до сих пор жив, не знаю. Я только кричала:
– Хватит! Не бейте его!
Но на меня никто не обращал внимания.
Тут Мэттью удалось нащупать подсвечник, и он ударил им Айзека по голове. На секунду тот застыл, потом покачнулся и схватился за ушибленное место. Но, когда Мэттью замахнулся еще раз, Джозеф выбил подсвечник из его руки. Понятия не имею, сколько продолжалось это беспощадное избиение. Тридцать секунд? Тридцать минут? Мне казалось, будто прошли годы, десятилетия. А хуже всего было то, что я ничего не могла поделать.
– Намекаешь, что это была самооборона? – спрашивает Луиза Флорес.
Старуха закатывает рукава колючей кофты и принимается обмахиваться стопкой чистых листов бумаги. Она вся вспотела. Похоже, на улице сегодня жарко. Должно быть, весна скоро сменится летом. И на переносице, и в складках морщин у Луизы Флорес блестят капельки пота. До чего же ее лицо похоже на изюм! Сквозь единственное окошко под потолком в унылую комнату проникают веселые солнечные лучики.
– Да, мэм, – киваю я. – Именно так все и было.
До сих пор, стоит зажмуриться, перед глазами стоит эта сцена. Темные волосы Мэттью слиплись от крови, она струйками стекает по его лицу. В этот день, когда на него накинулись и Джозеф, и Айзек, Мэттью казался не взрослым мужчиной, а маленьким ребенком, подвергшимся жестокому обращению. Ненавидела себя за то, что не могла защитить его. Еще тяжелее становилось от того, что я точно знала, каким слабым, беспомощным он себя чувствовал. Мэттью избегал встречаться со мной взглядом. Видимо, сильнее всего его мучил острый стыд из-за того, что все это произошло у меня на глазах.
– Через некоторое время, – продолжаю я, – Мэттью ушел. Он не хотел бросать меня, оставлять в одном доме с ними. Но что он мог поделать?
Рассказываю, как Мэттью из последних сил дополз до двери и потащился прочь по мартовскому морозу. Через порог перебрался едва не на четвереньках. Джозеф и Айзек разразились злорадным смехом и принялись выкрикивать ему вслед оскорбления.
– Куда он ушел? – спрашивает Луиза Флорес. – Куда Мэттью отправился из дома Джозефа?
– Не знаю, – отвечаю я. – Даже не догадываюсь.
Перед тем как выползти за дверь, Мэттью обернулся ко мне. В его взгляде читались горький стыд и раскаяние. А потом он скрылся, осыпаемый издевательскими насмешками Джозефа и Айзека.
Они думали, что одержали верх. Но я-то знала, что главный бой еще впереди.
– И что же случилось после того, как ушел Мэттью?
Раздвигаю волосы и показываю след от удара. Джозеф стукнул меня по голове лампой. Когда Мэттью пропал из виду, – Айзек, высунувшись из окна, продолжал хохотать и орать, что Мэттью баба, – Джозеф повернулся ко мне. В первый раз видела в его взгляде столько ярости, свирепости. Джозеф поднял с пола погнутую в двух местах лампу и обрушил мне на голову. Не помню, чтобы было очень больно, однако эффект сразу почувствовала. Все тело онемело, ноги подогнулись, и я мешком свалилась на пол. Айзек стоял рядом, тыча в меня пальцем и посмеиваясь. Сначала глаза заволокло черной пеленой, а потом голоса, выкрикивающие оскорбления, затихли. Я потеряла сознание.
Очнулась в своей комнате, на кровати, поверх лоскутного одеяла. Дверь была заперта снаружи.
Поднявшись в свой номер отеля в Денвере, сразу отправляюсь в душ. Буквально с ног валюсь от усталости. Собираюсь лечь спать пораньше. Комната мне досталась самая маленькая, но даже за этот шкаф придется выложить двести баксов за ночь. Вид из окна обычный, городской, ничем не примечательный. Впрочем, из-за частых командировок уже с трудом отличаю один город от другого и не всегда могу сразу сообразить, где я.
Оставшись в одной майке, надеваю синие пижамные штаны. Обращаю внимание, что они стали мне немного тесноваты. На одеяле стоит открытый ноутбук. В стороне валяется купленная в аэропорту газета «Денвер пост». Успел прочесть только прогноз погоды на первой странице – будет холодно – и номера лотереи. Я ничего не выиграл. Когда смотрел в зеркало, сразу бросилось в глаза, что вид у меня измученный, усталый. Даже, пожалуй, постаревший. Может, действительно старею? Наверное, пора сбавить темп. Чистя зубы, размышляю, чем еще могу заняться. Стать преподавателем, читать лекции? Или податься в менеджмент-консалтинг? Представляю себя за кафедрой в заполненной студентами аудитории. Рассказываю о глобальном капитализме кучке нахальных, самоуверенных ребят. Знаю, сам когда-то был таким. В те времена был одержим мечтой побольше заработать. Деньги, деньги, деньги. Конечно, преподавателям платят намного меньше, чем на моей нынешней работе. Впрочем, много ли нам с Хайди надо, думаю я, выплевывая зубную пасту в раковину.
Можно продать квартиру, некоторое время пожить на съемной. Отдать Зои в обычную государственную школу… хотя нет, этот номер не пройдет. Впрочем, почему нет? Переберемся в пригород, купим маленький домик с небольшим участком, заведем собаку. На работу, правда, придется долго добираться на поезде, ну да ничего. Вот такая идиллия. Чем не вариант?
Представляю, как изменится моя жизнь. Буду возвращаться домой к ужину. Каждый вечер засыпать рядом с женой. Вспоминаю, как сегодня в азиатском ресторане Хайди наклонилась ко мне и поцеловала. Взяла за руку, посочувствовала. В кои-то веки обратила внимание на меня, мужа, а не на каких-нибудь иностранных беженцев со всех концов света. Наконец-то сообразила, что у меня тоже есть свои потребности, и я нуждаюсь в заботе не меньше, чем уличные бродяжки и бездомные кошки. Кажется, наша семейная жизнь меняется к лучшему.