Обрисовываю Мартину ситуацию. Тот клянется никому не рассказывать. Меньше всего хочется, чтобы Хайди узнала, что я нанял частного детектива. Или чтобы Мартин донес о нашем укрывательстве кому надо. Нет, думаю я, снова просматривая сайт. Мартин обещает клиентам полную конфиденциальность. И вообще, он ведь мой друг, я его знаю.
Однако почему тогда Мартин распространяет пикантные истории про развлечения сливок общества в отелях? Мы, помнится, сидели в каком-то баре на Логан-сквер и ржали, как кони. Впрочем, было это давно, лет пять назад, и мы оба были пьяны в стельку. Нет, на Мартина точно можно положиться.
Позже, лежа в малиновом спальном мешке на полу, вспоминаю, какими глазами девчонка смотрела на пламя в камине. Почему девочка-подросток так боится молний и огня? Зои подобных мелочей перестала бояться лет с восьми. Мне почти жаль Уиллоу. Почти. Сочувствовать – это не мое. Зато у Хайди сострадания на всю семью хватит.
Уиллоу осваивается в нашем доме постепенно – так же как камни медленно точит эрозия и они становятся галькой. О себе Уиллоу рассказывает мало, почти ничего, но я уже успела привыкнуть к ее скрытности и перестала задавать вопросы. Конечно, очень хочется узнать хоть что-то о ее прошлом, семье, но знаю, что ответы будут краткими и односложными.
Единственный член семьи, про которого мне известно, – брат Мэттью. К присутствию в доме гостьи мы, хозяева, относимся по-разному. Крис с трудом старается держаться в рамках приличий, но на самом деле просто терпит Уиллоу. Но каждый день Крис настойчиво интересуется, сколько еще девушка будет у нас оставаться.
– Один день? – выпытывает муж. – Два?
Всякий раз отвечаю, что не знаю. Он качает головой и произносит:
– Хайди, это уже ни в какие ворота.
Тогда напоминаю, что за все время, проведенное в нашем доме, Уиллоу не сделала ничего плохого. Все члены семьи живы и здоровы, домашняя утварь на своих местах. Уиллоу и мухи не обидит, говорю я. Однако Крис упорно сомневается.
И все же время от времени вспоминаю брызги крови на майке, которую выбросила в мусоропровод. Теперь она, должно быть, на какой-нибудь свалке в Долтоне. Интересно, Уиллоу сказала правду? Может, у нее действительно шла кровь из носа? Или… Другие варианты даже рассматривать отказываюсь. Не важно, что я делаю, принимаю душ или готовлю ужин, – не могу выкинуть из головы эти кровавые пятна.
А когда не думаю про кровь, мысли мои целиком сосредоточены на малышке Руби. Держа девочку на руках и слыша ее плач, представляю тех так и не родившихся детей, о которых так мечтала. Которых собиралась завести. Даже по ночам снятся младенцы – живые, мертвые, хорошенькие, как ангелочки, настоящие ангелочки с крыльями. Вижу во сне Джулиэт, эмбрионы, бутылочки, детские туфельки. Иногда всю ночь снится, как я рожаю. А в другой раз вижу кровь на ночной рубашке. Потом эта кровь начинает потоком течь у меня между ног, пачкая белье, такое же белое, как ткань рубашки.
Просыпаюсь напуганная, в поту, а Крис и Зои спокойно почивают всю ночь, даже не шелохнувшись.
К Уиллоу дочка относится, как ко всему и всем – с враждебностью. Иногда сидит, уставившись на гостью из другого угла комнаты, и во взгляде читается чуть ли не ненависть. Зои ворчит из-за того, что приходится делиться с Уиллоу одеждой и убавлять звук телевизора, когда она хочет посмотреть какую-нибудь модную у подростков программу. Если Уиллоу в туалете, а у меня руки заняты, Зои наотрез отказывается подержать Руби. Бутылочку ей тоже не дает, а когда девочка, как с ней часто бывает, разражается настойчивым, жалобным плачем, Зои демонстративно закатывает глаза и выходит из комнаты.
Привыкаю готовить три раза в день, а не два, радуясь, что есть кому вылизать тарелку до блеска. Вдохновенно стряпаю салаты, супы, лазанью, тетрацини с курицей. Уиллоу все съедает с одинаковым удовольствием и никогда не отказывается от добавки – наоборот, только благодарит. Зои же на любые блюда смотрит с унылым видом и задает вопросы вроде: «Это что вообще?» или «Мы же вроде вегетарианцы?». Тон при этом типичный подростковый – пронзительный и ноющий. Наблюдаю, как Зои выуживает из салата одни листья и жует их, точно кролик, и испытываю глубокое удовлетворение оттого, что второй едок, Уиллоу, скушает все до последней крошки, и не придется выбрасывать хорошие продукты.
Днем, когда Зои в школе, сижу и смотрю на Уиллоу и Руби. С младенцем она обращается неуклюже, неловко – сразу видно, что не хватает опыта. Тогда беру ребенка у нее из рук и предлагаю: «Давай лучше я». Потом, правда, прибавляю: «Тебе надо отдохнуть». Нарочно, чтобы Уиллоу не обиделась. Не знаю, как Уиллоу относится к тому, что я в любой момент могу просто взять и забрать у нее ребенка. Впрочем, меня это, откровенно говоря, не особо волнует. Целую лобик малышки и шепчу: «Ах ты, моя красавица». А потом начинаю укачивать и всячески ее забавлять, надеясь увидеть прелестную младенческую улыбку.
Сажусь в новое кресло-качалку. Заказала в интернет-магазине, доставили сегодня утром. Крис его еще не видел. Дополнительно заплатила почти сто долларов за срочную доставку, но эту подробность мужу сообщать не стану. Сажусь, откинувшись на спинку, и начинаю тихонько раскачиваться с ребенком на руках. Напеваю себе под нос колыбельные Пэтси Кляйн. Этими песенками меня в детстве убаюкивала мама. Мелодии явно привлекают внимание Уиллоу, хотя она старается не подавать вида.
Наблюдаю за девушкой уголком глаза и с опаской гадаю, когда она решит забрать Руби. Скоро ей надоест смотреть детские программы – на этот раз включено «Маппет-шоу», – и Уиллоу захочет уйти в кабинет с ребенком и «Аней из Зеленых мезонинов». Инстинктивно прижимаю к себе Руби крепче, будто собираюсь защищать ее от родной матери.