Моя малышка - Страница 46

Узнаю, что в нашей стране из-за домашнего насилия или небрежения взрослых каждый год погибают более тысячи детей. А обращений в социальные службы по этому поводу ежегодно набирается более трех миллионов. Тревогу бьют учителя, местные власти, друзья семьи, соседи, а иногда лица, пожелавшие остаться анонимными. Жестокое обращение может привести к физическому ущербу – сильные ушибы, трещины костей, раны, на которые необходимо накладывать швы, поврежденный позвоночник или шея, черепно-мозговые травмы, ожоги второй-третьей степени и так далее – список огромен. Эмоциональные последствия не менее тяжелы – даже у самых маленьких жертв бывает депрессия, дети начинают бояться взрослых, часто наблюдаются случаи асоциального поведения, пищевые расстройства, случаются попытки самоубийства, подчас психологическая травма провоцирует раннее начало половой жизни. И, как следствие, весьма вероятна беременность в подростковом возрасте. Сразу представляю беременную Уиллоу. Те, кто в детстве подвергался домашнему насилию, чаще страдают алкоголизмом и наркозависимостью, становятся участниками противоправных действий. Школьная успеваемость таких детей намного ниже, чем их ровесников, растущих в благополучных домах.

Кто же отец Руби, думаю я, наливая себе вторую чашку и случайно закапав столешницу сливками. Взрослый любовник? Ровесник? Учитель, который принудил ее силой, воспользовавшись властью над учениками, или очаровавший наивную девушку улыбками и приветливостью? А вдруг это ее родной отец или отчим? Сосед? Брат?..

И тут вспоминаю, как Уиллоу упомянула про брата Мэттью. Того самого, который читал «Аню из Зеленых мезонинов». Может, он и есть отец ребенка? Тут слышу шаги Уиллоу и поспешно захлопываю ноутбук, чтобы она не увидела страшных слов на экране – «избиение», «сексуальные домогательства», «изнасилования». Едва переводя дух, встаю и пытаюсь принять небрежную позу, однако явно переигрываю. Уиллоу спрашивает разрешения включить телевизор. Конечно же, отвечаю, что она может смотреть все что захочет, но только звук пусть сделает потише. Уиллоу устраивается в кожаном кресле и включает «Улицу Сезам», программу для малышей, которую Зои в последний раз смотрела года в четыре. Предпочтения Уиллоу кажутся мне очень странными, не знаю, что и думать.

Но постепенно мысли об Уиллоу отступают. Сосредотачиваю все внимание на Руби. Вместо того чтобы думать о несчастных детях, с которыми плохо обращаются, планирую большой шопинг. Надо купить кресло-качалку – так удобнее укачивать младенца. Теперь не гадаю, откуда взялся желтый синяк на голове у Уиллоу, а представляю, как сижу с Руби на руках у большого окна в эркере и смотрю на падающий дождь.

Крис

Вместо одного дня Уиллоу и Руби провели в нашем доме два, а потом и три. Сам не знаю, как это получилось. Прихожу домой с работы, исполненный решимости объявить Хайди, что пора и честь знать. Тщательно продумываю, что буду говорить, как дам девчонке пятьдесят долларов – нет, даже сто. Этого ей хватит надолго, пока не устроится. Перечислю все приюты для бездомных в Чикаго, чтобы Хайди убедилась, что я не бессердечный сухарь, выгоняющий ребенка на улицу. Более того – сам отвезу Уиллоу с Руби в приют. На такси. Удостоверюсь, что ее приняли, и только тогда уеду. Сам, лично спрошу, дают ли они места матерям с детьми.

Заранее решаю, что скажу Хайди. По пути с работы составляю подробные планы на листе бумаги. Поезд качает, поэтому записи получаются неразборчивые, будто курица лапой строчила. Шагая к дому от станции Фуллертон, филигранно оттачиваю в уме каждое слово. Мы ее не бросим, будем и дальше помогать, поддерживать, скажу я. Проследим, чтобы Уиллоу и Руби ни в чем не нуждались.

Пристально посмотрю в красивые карие глаза Хайди, и жена поймет, что это и впрямь самый лучший вариант. Буду осторожен и тактичен, в качестве оправдания своих действий напомню жене об интересах нашей дочери. «Зои уже думает, что об Уиллоу ты заботишься больше, чем о ней». Тогда Хайди со мной согласится. Надо поставить вопрос так: или Зои, или Уиллоу. Тут уж Хайди спорить не станет.

Но, как говорят, «план писали на бумаге, да забыли про овраги». Не успеваю дойти до дома, как вдруг раздается раскат грома. А ведь вечер был такой тихий… Тут же стеной обрушивается холодный дождь. Небо над Чикаго затягивает свинцовыми тучами. Перехожу на бег, чувствуя, как стремительно холодает. Днем было одиннадцать градусов, а ночью температура вполне может опуститься до минусовой. Это каким же бессердечным чудовищем надо быть, чтобы выгнать девчонку в такую непогоду? Именно так Хайди и скажет, думаю я, поднимаясь на крыльцо дома, отряхивая мокрое пальто и мотая головой.

Захожу в квартиру. Девчонка сидит на диване, злобная черная кошка примостилась у нее на коленях. Хайди с Зои делают уроки на кухне. Обсуждают что-то про теорию вероятностей – вероятность простых событий, вероятность совпадающих событий. Интересно, какова вероятность, что в самый дождливый апрель в истории наблюдений будет еще один ливень?

Хайди уже два дня не ходит на работу. Два дня! Сначала я запрещал оставлять эту девицу одну дома. Боялся за сохранность документов, ювелирных украшений, электроники. Осматривал все наши вещи, прикидывая, что из них можно стащить. Хайди заметила, как я задумчиво разглядываю наш сорокадюймовый плазменный телевизор. Видно, представила, как девица ковыляет по улице, таща его под мышкой, и сказала:

– Крис, не валяй дурака.

Жена хотела упрекнуть меня в излишнем пессимизме, я же ответил: