Моя малышка - Страница 45

Не успела опомниться, а Зои уже стояла в дверях, набросив на плечо портфель. Дочка одета в куртку, застегнутую только наполовину. На запястье висит зонтик.

– Идешь? – спрашивает она.

Окидываю взглядом собственный наряд – халат и теплые тапки из овечьей шерсти.

– Мама! – рявкает Зои.

Только что заглянула в комнату и увидела, что я до сих пор в пижаме. Не двигаюсь с места, боясь разбудить Руби. С языка само собой срывается «тсс». Нельзя, чтобы Зои своими криками потревожила ребенка.

Дочка хмурится и с недовольным видом поглядывает то на часы, то на меня. Напряженная поза сменяется подчеркнуто расслабленной. Зои опускает плечи и горбит спину, рюкзак соскальзывает с плеча на локоть. Дочка вешает его обратно и выразительно вздыхает.

Шепчу:

– На работу сегодня не пойду.

Вот так, сразу, я приняла решение.

– В школу идешь одна, – прибавляю я, ожидая, что Зои сейчас запрыгает от радости. Дочка ведь давно упрашивала, чтобы я перестала ее провожать. Лучшая подруга Зои, Тейлор, ходит в школу сама, а моя Зои, получается, отстает.

Но восторгов что-то не видно. От удивления Зои открывает рот, потом с непередаваемым презрением интересуется:

– Как это – на работу не пойдешь? Ты ведь каждый день на нее ходишь.

Истинная правда. Даже когда у маленькой Зои был грипп, больничные брала крайне редко и только в самых исключительных случаях. Часто уговаривала остаться дома Криса, а когда муж не мог, звонили его родителям, живущим в западном пригороде. Если и они не имели возможности посидеть с внучкой, обращались к Грэму.

Но, глядя на крепко спящую у меня на коленях Руби, понимаю, что просто не могу уйти, и все тут. Мой палец по-прежнему зажат в пухлом кулачке.

– Много отгулов накопилось, – тихо поясняю я и напоминаю Зои, чтобы не забыла взять в школу обед. На кухне в бумажном пакете лежат «муравьи на бревне», вегетарианские пирожные из зелени с изюмом. С тех пор как Зои принялась «следить за весом», это ее излюбленное лакомство. Пытаюсь припомнить, следила ли я за весом в двенадцать лет. Очень сомневаюсь. Этот период у меня тоже начался гораздо позже, чем у дочки – лет в шестнадцать – семнадцать. Зои хватает пакет. Бумага громко хрустнула. Руби пошевельнулась и совсем чуть-чуть, едва заметно приоткрыла глазки. Потом потянулась и снова крепко уснула как ни в чем не бывало.

– Хорошего дня, – шепотом желаю Зои.

Дочка небрежно бросает:

– Пока.

Выходит в коридор, оставив дверь комнаты нараспашку. Приходится просить Уиллоу, чтобы закрыла. Надеюсь, Зои не забудет, что нельзя никому рассказывать про нашу гостью – ни одноклассникам, ни тем более учителям. Укрывать беглеца в течение более двух суток считается преступлением класса «А». Наказание – до года тюремного заключения, несколько лет условного срока или крупный штраф.

Но одно дело – знать, и совсем другое – думать, что все это может относиться к тебе. Трудно поверить, что сейчас к нам домой заявится полиция или что меня будут судить только за то, что помогла бедной девушке с ребенком. Интересно, где были эти хваленые полицейские, когда Уиллоу поставили огромный желтый синяк на лбу? Или когда ее совращал какой-нибудь похотливый тип? Интересно, как она рожала Руби? Неужели одна, ночью, в темном переулке, под ржавой пожарной лестницей и капающим кондиционером? Лежала, опершись об изрисованную граффити кирпичную стену, между кишащими крысами мусорными баками, а крики роженицы заглушал шум большого города.

Именно так представляю себе роды Уиллоу. Сижу в кожаном кресле со спящей Руби на коленях и смотрю на Уиллоу. Та молча пристроилась у окна и глядит на прохожих. Отсчитываю в уме четыре месяца – март, февраль, январь, декабрь. Получается, Руби появилась на свет в декабре. Картину дополняет грязный мокрый снег и пронизывающий до костей холод. Должно быть, когда во время родов у бедняжки шла кровь, она сразу же замерзала. Представляю на месте Уиллоу Зои. А ведь Уиллоу тоже чья-то дочь. Но где ее мать? Почему не защитила свою девочку от такой ужасной участи?

Уиллоу продолжает сидеть у окна. Волосы свесились на лицо, взгляд уже не такой усталый, как раньше, и кожа стала нежнее, ведь больше девушка не проводит целые дни на прохладном весеннем воздухе. Высокой Уиллоу не назовешь, примерно дюймов на шесть ниже меня. Когда стоим рядом, вижу ее затылок, где натуральные светлые пряди перемежаются выкрашенными в рыжий. Невольно вытягиваю руку и дотрагиваюсь до ее красной, воспаленной, покрытой коркой мочки уха. Уиллоу сразу побледнела и отпрянула, будто я ее ударила.

– Извини, – ахаю я, поспешно отдергивая руку. – Прости. Я не нарочно…

Смущенно умолкаю. Собравшись с мыслями, предлагаю:

– Надо полечить тебе уши. Неоспорин, наверное, поможет.

Температура у Руби окончательно не спадает, а тут еще и уши Уиллоу. Понимаю, что, пожалуй, все-таки придется обратиться к врачу. Через некоторое время Уиллоу робко просит разрешения взять мою книгу «Аня из Зеленых мезонинов». Конечно же отвечаю «да». Читать Уиллоу уходит в бывший кабинет Криса. Старый томик несет, прижимая к сердцу. Интересно, какие дорогие воспоминания у девушки связаны с этим романом? Уиллоу помнит текст настолько хорошо, что может свободно цитировать. Разумеется, можно задать прямой вопрос, но сразу представляю, как Уиллоу прячется под панцирем, сворачивается в клубок, точно броненосец или растение стыдливая мимоза, складывающая листья, стоит до нее дотронуться.

Соскальзываю с кресла и устраиваюсь за кухонным столом с ноутбуком и чашкой кофе. Руби по-прежнему лежит у меня на коленях, завернутая в одеяльце. Открываю поисковик и ввожу запрос «Жестокое обращение с ребенком».