– Инфекция? Отчего?
Невольно морщусь. Жжение при мочеиспускании – штука неприятная. А катетеры еще хуже.
– От несоблюдения гигиены, – просто отвечает Хайди.
Еще бы, ребенку же бог знает сколько времени не меняли грязный подгузник, вот бактерии и сделали свое дело – началось воспаление. Теперь девочке дают антибиотики, а матери – то есть Хайди – показали, как правильно вытирать ребенку попку. Хотя уж этот урок жена усвоила на отлично. И в меня его вдалбливала, когда Зои была маленькой. Интересно, что сейчас поделывает Уиллоу? Должно быть, сидит на диване, уставившись в телевизор. Она это любит. Впрочем, чего ждать от неопытной матери? Уиллоу сама еще ребенок, а детям надо про все напоминать. Чтобы мыли руки. Чтобы ели овощи. Чтобы застилали кровать. Чтобы правильно вытирали своим детям попку.
Частный детектив Мартин Миллер мне пока не перезвонил. Размышляю, как бы ускорить расследование. Может, все-таки могу дать ему какую-то важную информацию, которая наведет на след? Однако поиски в Интернете ни к чему не привели. Подумываю, не сфотографировать ли нашу Уиллоу Грир. Однако уверен, что девчонка откажется наотрез, да и Хайди эту идею не одобрит. Вспоминаю потрепанный коричневый чемодан. Когда Уиллоу выходит из кабинета, прячет его под раскладной диван, будто надеется, что так мы с Хайди забудем о его существовании. Может, при случае пошарить внутри? Вдруг наткнусь на документы или мобильный телефон?
Мартин предлагал взять у девчонки отпечатки пальцев. Например, со стакана или с телевизионного пульта – в общем, с любого предмета, до которого дотрагивалась Уиллоу. По отпечаткам можно определить, что она не та, за кого себя выдает. Мартин подробно объяснил, как сохранить отпечатки, чтобы потом их можно было отправить для анализа в лабораторию. Но со всем этим придется подождать до возвращения из командировки.
У. Грир мне так и не ответила. Неужели привела в исполнение многочисленные угрозы и все-таки покончила с собой? А может, сидит себе спокойненько в своей чикагской квартире и нарочно ничего не пишет, чтобы у всех создалось такое впечатление. Мне-то откуда знать? И все же каждый день проверяю свой аккаунт в «Твиттере» – на всякий случай.
– Ее заинтересовала родинка, – продолжает Хайди, прерывая мои размышления.
– Кого? Какая родинка?
– Как это – кого? Врача.
– A-а, родинка у девочки? – откликаюсь я, припоминая довольно крупное пятно сзади на ножке. Обратил внимание, когда Хайди только привела Уиллоу с малышкой в дом и размотала синее полотенце, в которое была завернута девочка после ванны, чтобы помазать сыпь кремом.
– Да, – отвечает Хайди. – Сказала, такое пятно называется капиллярная гемангиома.
И как только запомнила? Даже выговорить трудно. Хайди принимается долго и нудно объяснять, отчего появляются такие пятна. А потом прибавляет, что врач сказала – при желании эту самую гемангиому можно удалить с помощью лазера. Хайди заявляет, что мы должны серьезно об этом подумать. «Мы». В смысле она и я. Будто речь идет о нашем ребенке.
Представляю, как жена, с уныло обвисшими волосами, мешками под глазами и усталым лицом, говорит все это в телефонную трубку.
– Врач сказала, что, когда девочка подрастет, будет стесняться этого пятна. А в младенчестве процедуру сделать легче, потому что сосуды меньше.
У меня пропадает дар речи. Даже не знаю, что ответить. Открываю рот и снова закрываю. Наконец меняю тему:
– Как Зои?
– Нормально, – отвечает Хайди.
Про пятно разговор больше не завожу. Принимаемся обсуждать погоду. Все-таки голос у жены совершенно измученный. Взвалила на себя слишком тяжелую ношу. Мне ее почти жаль. Почти.
Но тут вспоминаю, как мы с Хайди жили до рождения Зои и до того, как вынужденный аборт произвел на нее более тягостное впечатление, чем жена хотела показать. Перепрыгивая через две ступеньки, мы с ней каждый субботний вечер поднимались на крышу многоквартирного дома, где тогда жили, и любовались фейерверками на Нэви-Пиер, пирсе на берегу озера Мичиган. Вспоминаю, как сидели вместе на веранде на одном шезлонге и пили из одной бутылки пива. Смотрели на чикагские виды: центр Джона Хэнкока, Сирс-Тауэр – тогда ее еще не успели переименовать. Тогда у нас была куча планов. Мечтали объехать весь мир, увидеть Великую Китайскую стену, Голубые пещеры на греческом острове Закинф, вместе принять участие в соревнованиях по троеборью. Однако после рождения ребенка обо всем этом пришлось забыть. А ведь с самого начала не хотел, чтобы мы с Хайди превратились в одну из тех семей, где у обоих супругов своя жизнь, и единственное, что их объединяет, – интересы детей.
Мечтал, чтобы мы с Хайди стали партнерами, командой. Но теперь мы больше напоминаем конкурентов. Спортсменов, сражающихся за противоборствующие команды. И все же невольно сочувствую Хайди – одна, без помощи, вынужденная возиться с этой девицей и ее ребенком. Впрочем, Хайди никто не заставлял, это была ее инициатива.
Никак не могу выкинуть из головы записку, которую Уиллоу подложила мне в портфель. Всего одно слово: «Да». Вчера, когда сел в самолет, достал ее снова. А потом еще раз, когда заселились в роскошный отель в самом центре Нью-Йорка. И когда вернулись и Кэссиди, Том и Генри разошлись по своим номерам, заглянул в нее опять. Кэссиди еще так кокетливо помахала рукой, желая спокойной ночи…
Сижу на свежем белоснежном постельном белье в своей величественно обставленной комнате. Перед окном высится кирпичная стена соседнего здания, расстояние до которой составляет меньше десяти футов. Снова вынимаю записку и держу на ладони. Обращаю внимание на каждую деталь. Где Уиллоу взяла этот фиолетовый стикер? Почему почерк такой неровный? Уиллоу нервничала? Спешила? Держала в другой руке ребенка? Или она всегда так неаккуратно пишет?